Боль
Поздно в ночи
Боль, хоть кричи,
И лезу внакрень
Из кожи ли.
Если болит,
То не убит,
Опять, значит, день
Прожили.
Слёзы ручьём,
Нам нипочём,
И гордость слегка
В голосе.
Ладно, позволь
Выпить за боль,
Что держит пока
В тонусе.
Боль
Поздно в ночи
Боль, хоть кричи,
И лезу внакрень
Из кожи ли.
Если болит,
То не убит,
Опять, значит, день
Прожили.
Слёзы ручьём,
Нам нипочём,
И гордость слегка
В голосе.
Ладно, позволь
Выпить за боль,
Что держит пока
В тонусе.
Я жил, не сгибаясь, доныне,
Но вот поворот и каприз –
Червяк неуместной гордыни
Мне душу с коленкой погрыз,
И обе теперь поднывают,
Пока не заснёшь – вот беда!
Вывозит покуда кривая,
Но только совсем не туда,
Куда мне бы надо. А значит,
Кривую запутаю вдрызг –
Куда мне хотелось бы, спрячу,
Хотя есть, конечно же, риск,
Что грузно коленкой хромая,
В такой попаду сам просак,
Куда никакая кривая
Не вкрутит, лишь только зигзаг.
Решенье почти что созрело –
Пока не утеряна нить,
Осталось свершить одно дело –
Того червяка заморить,
Умерить апломб и гордыню,
Признать свое место груздя
И скромно идти в середине,
Коленкой негромко хрустя.
А коли червяк не поддастся,
Замором его не возьмёшь?
Продолжу гордиться я, братцы,
Собою, другими – ну что ж!
Эх, была иль не была,
Есть ли смысл?
Говорят, есть каббала,
Чудо чисел.
Вот рассмотрим, например,
Три шестерки —
Уважает Люцифер
Их настолько,
Что их пальцем на воде
Лишь начертишь,
И заявится к тебе
В гости черти,
Испуская запашок
Едкой серы,
Словно тряпки кто-то жёг —
Ну, кто смелый?
Вот четвёрка враскоряк,
А поверьте,
На востоке, говорят,
Число смерти.
Опасения ещё
Про тринадцать —
Тоже дьявольский, мол, счёт,
Всем бояться!
А простое взял число
Если, трёшку,
То удачу принесло,
Хоть немножко
Изменился бы баланс
Вот задача,
Дав судьбе повторный шанс
На удачу.
Цифры сложатся в успех,
Вот и ладно!
Надо формулу для всех
Написать бы,
Если тяжкая беда
Вдруг нависла,
Взял, да и вписал туда
Чудо-числа.
Нет пока что куражу
И веселью –
Не мешайте, вывожу
Уравненье!
Шел я лесом – для здоровья
Так велели доктора –
Вдруг, повел я даже бровью,
Впереди, гляжу, дыра.
Дым оттуда тянет серый,
Раздается запашок
Шерсти, сахара и серы,
Словно кто-то тряпки жёг.
Заглянул туда тревожно –
Не к добру то на пути.
И по краю осторожно
Постарался обойти
Но не тут, однако, было –
Стало жарко посередь.
И в безволии унылом
Я остался посмотреть.
Страшно, хоть и интересно,
Ноги – вата, как назло,
Видно, в проклятое место
Меня нынче занесло.
А оттуда дым все гуще –
Удушающий миазм,
Словно в ночь дурман цветущий,
В голове уже маразм
Развивается, полощет
Мысли редкие, и вот
Мир становится вдруг площе –
Перед вами идиот!
И упал я на колени
У разверзнутой дыры,
Сбитый с ног потоком хрени,
Что скрывалась до поры,
А теперь видать настало
Её время наконец –
Прёт и прёт, а ей все мало,
Надвигается песец
Толстый жирный, в общем полный,
Здравый смысл враз потух,
Удушающие волны
Страха липкого вокруг
Раскатились, будет худо.
Месяц склабится, бесстыж…
Я б погнал коней отсюда,
Только разве убежишь?
На прогнившем настиле,
Наклонясь на водой,
Два пирата курили,
Старый и молодой.
Всю добычу сегодня
Прокутили дотла,
Были где, и не вспомнить,
Голова тяжела.
Молодой вдруг азартно
Молвил, выпустив дым:
– Я боюсь, ляжет карта
Умереть молодым,
Ходим мы ведь по краю –
Коль погибну в бою,
Как тогда я узнаю
Про судьбину свою?
Что мне в жизни знакомо?
Лишь узлы да ножи…
Где уснул, там и дома…
Вот ты мне расскажи,
Если можно, короче,
Не как дьяк с алтаря –
Для чего днем и ночью
Бороздим мы моря?
Старый сплюнул коряво:
– Забодай меня вши!
Это сильного право
Взять, что плохо лежит.
Хороши тут креолки –
Бивень в борт мне нарвал!*
Для того нужны волки,
Чтоб пастух не дремал.
Чтобы сахарным ромом
Не казалась им жисть –
По закону морскому,
Защищай иль делись.
Не оставим в покое,
Нам спокойно не спать,.
Если есть что святое,
Лишь ножа рукоять.
Пусть однажды отправят
В парусине на дно,
И нас примет вода, ведь
С нею мы заодно.
Ты смотри, малый, смело
Без сомнений вперёд,
А пиратское дело
Никогда не умрет.
Дай-то бог, не сегодня
А не бог, так и чёрт! –
И вразвалку по сходням
Он поднялся на борт.
* Нарвал – морской единорог.
Конца нету времени скотскому,
И к этому я не готов,
Но томик Иосифа Бродского
и пара хороших стихов,
Прочитанных ветра ли шелестом
Сквозь громкий заутренний звон,
Растаяв в проулке ущелистом,
Прогнали обрывочный сон.
Безвременье слилось с безместием,
Создав нерушимый баланс.
Не сгинул покуда без вести я,
Ну дайте хотя б один шанс.
Да что вы – один лишь на тысячу?
– Готов и в такое играть!
Налоги же завтра вы взыщете,
Коль будет, с кого их взыскать.
Пульсирует мышца сердечная,
Слегка отдавая в висок.
Растаял трезвон по-над речкою,
И солнце висит в искосок.
За жизнь простую я ратую
И присно молю об одном –
Чтоб споры решались дебатами,
Кончались бы сыром с вином.
Мне вот нынче совсем не до стёба –
Междометьями мыслю, пардон!
Нависают кругом небоскрёбы,
Нету неба, лишь грязный бетон,
А на нем заскорузлые пятна…
Я иду, свою долю хуля.
В небоскребах мне что не понятно –
Как же только их держит земля?
Сотни тонн ведь на метр квадратный,
Также сотни загубленных душ…
Мне уже захотелось обратно,
В чистый воздух, лапландскую глушь,
Где дома на земле невысОки,
Из проблем лишь одна – комары.
Ждут меня где-то там на востоке.
Видно, нужно другие миры
Иногда навещать ненадолго,
Не обрезав обратную нить –
Пусть седая и взмылена холка –
Чтоб свой мир еще больше ценить.
Снова дни и бессчетные ночи –
Было, есть, да и будет так впредь…
Дождь несильный мне темечко мочит,
Мысли чтоб не всухую тереть.
Я вчера недопил, как обычно –
Уж здоровье немного не то –
И мерещится мне неприлично
Конь в сиреневом длинном пальто.
Он глядит чуть искОса с укором –
Мол, опять тебя, друг, занесло.
В этом вижу начало я спора
И ответить хочу. Как назло
Слов никак не найти достоверных –
Как на фронт, все ушли с языка –
Лишь остались проклятья и скверна,
Но я их отгоняю пока.
Ну, а как же тогда точка зренья,
Как смогу настоять на своём?
Только вдруг навалилось прозренье –
Согласиться мне лучше с конём.
Времена счас такие – опасно
Возражать – все взорвется, чуть тронь.
Покиваю, пожалуй, согласно –
Не понять ведь, откуда тот конь.
То ли вместе поржём мы над шуткой,
То ль приложит копытом мне в лоб,
И туманным предчувствием жутким
Пробивает холодный озноб.
Коль прихватят меня, так за дело,
Знаю точно – гореть мне в аду.
Помолчу я с конём очумело,
А потом уж очнусь и пойду
По делам срочным или не очень,
Солнце скрипло на небо вползло.
Ну, а конь-то был прав, между прочим –
В самом деле меня занесло.
Здесь природа честна,
И мне нравится это —
Уж весна так весна,
А за ней сразу лето —
Хоть приятно на вид,
Жарко и комаринно…
Осень следом влетит
И затянется длинно —
Прелых листьев паркет
И просевшее небо,
Ветром тянет вослед
Запах черного хлеба…
А как станет нема
И недвижна природа,
Нас накроет зима
Беспробудной дремотой.
А потом мы зевнём
Потревожив покровы,
Светлым мартовским днём
Все закружится снова.
Уж тридцать лет и три года
Лежал на печи Илья –
То ли слезать неохота,
А то ли никак нельзя.
Нечист воротник посконный,
Он выглядит как старик.
А в тёмном углу икона,
И грозен там пыльный лик,
Людей да и Бога ради
Нет смысла на свете жить –
Лежать в тишине и смраде
И брагу впотьмах глушить.
И пролежни уж на роже,
Ругался на мир незло,
Когда калик перехожих
Раз в сени к нему внесло.
Они заломали шапки,
Крестнулись на лик в углу,
Илья встрепенулся зябко
И матерь помянул вслух
– А что вам, калики, надо?
– Да нам бы испить воды.
– Так я принести вам рад бы,
Но ноги вон, вишь, худы.
Эх, добрые человечки,
Добра в этом мире нет,
Лежу я ведь тут, на печке,
С излишком уж тридцать лет.
Калика сказал плешивый:
– Вставай-ка с печи, Илья!
– Смеяться сюда пришли вы?
Да как же вам встану я?
Он гневно сверкнул глазами:
– «Оставь подобру меня!
Налейте водицы сами,
Кадушка стоит в сенях.»
– «А ты все же встань, Илюша,
Тебя вся Расея ждёт!»
Он сполз с печи неуклюже
Неловко шагнул вперед,
Потом, озираясь дико,
Воды принёс из сеней
– Спасибо, – сказал калика, –
Сначала ты сам испей!
Илья отхлебнул немного
И снова отпил, вповтор:
– Вкусна же вода, ей богу!
И рот рукавом утёр.
В руках он почуял силу,
Что Землю готов свернуть.
– Волшебна вода? – спросил он,
Вздымая дыханьем грудь.
А странник воскликнул строго,
Глазами сверкнув в тени:
– Эх, выпил ты, видно, много,
Давай-ка еще хлебни!
И после глотка второго
Утерся рукой опять:
– Побью я теперь любого,
Но землю уж не поднять.
Калики уже на крылечке:
– «Грядут непростые дни,
Довольно лежал на печке,
Родную ты Русь храни,
Что будет неодолима,
Пока есть богатыри.»
Что ж, так говорит былина…
А нынче-то посмотри –
Как будто в сенях покойник
Не убран лежит, в грязи,
Давно Соловей-разбойник
Уж правит на всей Руси,
Опричники однолИки
С ним топают по гнилью.
Ну, где же вы там, калики?
Пора поднимать Илью.