Где в небо сливается с морем,
Смешав с бирюзой купорос,
А счастье смыкается с горем,
Недвижно висел альбатрос,

Паря в восходящем потоке.
Крылами распластан вдали,
Он что-то нашел на востоке,
Что нам незаметно с земли.

За пеной ленивой прибоя,
До слез напрягая глаза,
Не видел, увы, ничего я ―
Опять купорос, бирюза…

Ужель впереди только пусто?
Иль что-то там есть ― вот вопрос.
Да нет же, не так все и грустно ―
Не зря там висит альбатрос.

Мой взгляд нынче ясен и светел,
Промытый страданья слезой ―
И свет я внезапно заметил,
Он ярче, чем медь с бирюзой.

Вдыхаю я воздух соленый,
Удачею путь мой прирос.
Узрел я луч редкий, зеленый —
Спасибо тебе, альбатрос.

В дорогу я челн собираю.
Пусть даже над морем гроза,
Спокойно вперед я взираю,
Туда, где горит бирюза.

Уперевши в гранит контрфорсы,
Как бульдог он с кривыми ногами —
Нависает собор серым торсом,
Держит небо двух башен рогами.

Эх, проникнуться благостью мне бы,
Но не знаю однако, смогу ли —
На пути между мною и небом
Растопырились злые горгульи.

А в соборе темно и прохладно,
Лишь контрастные полосы света…
Не нашел благодати — и ладно!
В темноте просветления нету,

Тут веками забытые тени
Вдруг мелькнут меж лампадок чадящих.
К свету выйдем по стертым ступеням.
Всё здесь в прошлом, а мы — в настоящем.

Спросил внук однажды курьезно:
— Дед, как ты дожил до седин?
Ему я ответил серьезно,
Что был всегда в поле один

Без жалости, страха я воин.
Жестокость мне тоже чужда.
Всегда был холоден, спокоен,
Что дружба, любовь иль вражда

Дадут одинокому волку
На жизни батальных полях?
В бою эти чувства без толку,
Лишь путаться в лишних соплях.

Чтоб силы не тратить напрасно,
Закрытой держи всегда дверь —
Быть честным сегодня опасно,
И все это знают, поверь!

Не лик ты яви, но личину,
Сражайся один против всех,
Не ждут сантиментов мужчины —
Лишь в этом сегодня успех.

Но деда… — тут внук встрепенулся,
И тень вдруг прошла по глазам.
В ответ я ему улыбнулся:
— Вот видишь, ты знаешь все сам.

Не верил ты страшному бреду,
И понял, что это вранье.
При всем уважении к деду
Имеешь ты мненье свое.

Я знаю — уже ты готовый
За чувства свои отвечать,
К познанью поход, не крестовый,
Ты можешь сегодня начать.

Дай сердцу побольше свободы,
И будь милосерден к врагу.
Помогут тебе небосводы,
И я, чем смогу, помогу.

Проснулся в ночи — беспокойство
Коснулось горячей рукой:
Что я во вселенском устройстве —
Такой же, как все, иль другой?

Частичка безвестного праха
В пучине без дна, берегов?
Иль все ж, без сомненья и страха,
Не бог, но ровня меж Богов?

Живу и творю сам собою?
Мелькнет ли в тени кукловод?
Так властен ли я над судьбою?
Вопрос очень важный! И вот

Решенье ко мне подобралось,
Уж луч озаренья блеснул,
Ответ записать лишь осталось…
Как вдруг ненароком заснул.

А утром — обычное свойство —
Весь зуд размышлений затих,
От мыслей ночных беспокойства
Остался один этот стих.

Свадьба день и ночь гуляла,
Пить и есть уже невмочь.
Посреди большого зала
Принцу Золушка сказала:
«Выгони гостей всех прочь,

Мы посудою займемся,
Справимся быстрей вдвоем,
В три-четыре обернемся,
До кровати доберемся,
И немного отдохнем.»

«Нам с тобой? — Принц удивлялся, —
Тут же полон слуг дворец,
Я не для того венчался…
Ох, давно так не смеялся.
Ну, расслабься наконец!

Так что, милая принцесса,
Уж прости, не обессудь,
Привыкай давай к процессу,
Где балы, приемы, пресса —
В этом нынче наша суть»

Теща не дает проходу,
Ну никак не усмиришь!
Ей с девицами в угоду
Принц ее посланкой моды
Отослал скорей в Париж.

А отец к двору прибиться
Отказался — стар и груб:
«Мол, гламурные девицы
Летом томно ездят в Ниццу,
Я ж все лишь лесоруб.»

Скучно Золушке без дела,
Чахла, сохла, не цвела,
Погрустнела, похудела,
Вправо-влево поглядела,
И нашла себе дела.

С королеем поговорила,
Не зашла еще заря,
Дебит с кредитом смирила,
Над казною воцарила,
Вроде, значит, визиря.

Нестяжательна руками,
Неподкупная душой,
Пораскинула мозгами —
Прирастая сундуками,
Сделала казну большой.

Разом снизила налоги,
Поприжала чуть князьков,
Обустроила дороги,
И заглохли все в итоге
Сплетни праздных языков.

Королевство в три захода
Резко вывела вперед,
Контролируя расходы,
Увеличила доходы —
Полюбил ее народ.

Отложив однажды срочно
Набежавшие дела,
В январе, день-в-день урочно,
Зачато вполне порочно,
Сына Принцу родила.

В ней король души не чает
Принц восторженно мычит,
Двор хозяйкой величает,
Дифирамбы расточает,
И наследник вон кричит

Фея раз зашла: «Прикольно,
Не смутит тебя ничто.
Ну теперь-то ты довольна?
Хоть, конечно, подневольна,
Но ты свистни, если что.»

А король ненастной ночкой
С храпа перешел на стон,
Со своей приемной дочкой
Попрощался, жирной точкой
Завершил путь долгий он.

Боль, печаль на грустной роже,
И дворец скорбит, и глушь:
«Королева, здравствуй все же,
Ну и этот здравствуй тоже,
Королевы нашей муж!»

Так задумано в начале,
Что из каждого угла,
«Нами правь!» ей закричали,
Золушка, еще в печали,
Королевой стать смогла.

Сказка этим завершилась.
На страницу села пыль,
Рифма вроде бы сложилась,
Дело важное свершилось,
Далее начнется быль.

Море голубое,
В зелень — как шартрёз,
В полосе прибоя
Каменный утёс.

В воздухе круженье
Поколений птиц,
А внизу движенье —
Волны плещут ниц.

Неприступный, важный,
Он величья полн,
И немного влажный
От разбитых волн.

Бьются непогоды
О его бока,
Так проходят годы,
Слитые в века.

Но на лике гладком —
Видно лишь вблизи —
В серой камне складке
Ручеек слезит.

По жизни трясемся в привычном и теплом вагоне,
Пейзаж неразборчиво катит за пыльным окном.
Никто не отстанет от нас, и никто не обгонит,
Всех знаю, кто едет со мною в вагоне одном.

Лишь вспышками света мелькают в пути остановки —
То школа, то свадьба, то прочая дат ерунда.
О тех, кто выходит, нам думать немного неловко,
Они не войдут уж без стука в купе никогда.

Но вот пересадка, толкнувши зеваку-невежу,
Вскочил на подножку, сжимая счастливый билет,
И поезд другой, и вагон, только лица все те же,
Глядят на меня и судачат, а выхода нет.

Я сел у окна, улыбаясь попутчикам мило,
Сказал анекдот, помешал громко ложечкой чай,
Вдруг резко вскочил и ругнулся с отчаянной силой,
В окно посмотрел, да и выбил его невзначай.

И воздух бодрящий напором ударил мне в глотку,
По затхлому миру он свежим прошел ветерком,
Я залпом хлебнул из горла недопитую водку,
В окно сиганул, пособляя себе матерком.

И вот я стою на распутье, где точно, не знаю,
Свобода в ребро меня больно толкает локтём,
Я слышу ее, и я вижу ее, осязаю.
Пойду с ней своим, не пробитым другими, путём.

Вновь я иду по Парижу,
Память свою тереблю,
Тихо его ненавижу,
Так же нешумно люблю.

Он с многоликою рожей,
Лица отдельные — тлен.
В каждом десятом прохожем —
Добрый носатый Габен.

Крыши и трубы без края —
Вид из мансарды, восток,
Где-то гармошка играет,
Тихо журчит водосток.

Пахнет дождем и лавандой
Утро парижского дня.
Я поздоровался с пандой,
Помнит, надеюсь, меня.

Снова в метро трубадуры
Песни фальшиво поют,
И парижанок фигуры
Взгляду устать не дают.

Томно сидит с сигаретой
Дама, и ноги узлом,
Есть тут добро или нету —
Неразличимо со злом.

Утро опять с круассаном,
Снова Бордо из горла,
В поезде сдавлен Хасаном
С взглядом надменным орла.

Вижу решеток балконных
Кованный чернй ажур,
А в перестуках вагонных,
Слышу невнятный «Бон жур».

Снова брожу я без цели,
Взглядом снимаю кино,
Хаос царит в мизансцене,
Логики пало звено.

Власть и величие — где вы?
И в Люксембургском саду
Бывшие Франции девы
В камне у всех на виду.

Мне не понять, иностранцу,
Символ французских икон —
Вон монолитным останцем
Давит пейзаж Пантеон.

Я в лабиринте теряюсь —
Водит Латинский квартал,
Медленно в нем растворяюсь,
Вязну, как в море Тантал.

Улиц стекаются вены
К сердцу капризной мадам —
Серому небу над Сеной
Пасть не дает Нотрдам.

Ярко на миг озаряюсь
Солнцем в далеком окне,
Я здесь своим притворяюсь,
Иль это кажется мне?

Просто синий человек
Шел раз по дороге,
Через свой дремучий век
Преставляя ноги.

А налево вдалеке,
Без хлопот напрасных
Через век свой налегке
Человек шел красный.

Горло песнею дрожит,
Разогнался шибко,
И не видит, что лежит
На пути ошибка

Лужей жирной и густой
Посреди завала.
Поскользнулся в жиже той,
Песня в грязь упала…

Но спокойно он изрёк,
Ну губах улыбка:
«Я нарочно тут прилёг,
Это не ошибка,

Просто надо полежать,
Силы поднабраться,
Дальше не хочу бежать,
Черта ль мне стараться!

Все, что делаю я сам,
Просто безупречно.»
И остался красный там,
В жидкой грязи вечно.

И примерно в тот же час,
На глухой дороге
Синий путник вдруг увяз
Тоже в грязи ноги.

Но держался молодцом,
Брызги как нашивки,
«Я ударил в грязь лицом,
Совершил ошибку.»

Отряхнулся, отошел
Он назад немного,
Лужу сбоку обошел,
Вышел на дорогу.

С тихим присвистом идет
Синим веком дальше,
Будет лужа — обойдет,
Не допустит фальши.

Рожден как-то раз козерогом,
Я детства закончил излом
И вышел на жизни дорогу
Матерым рогатым козлом.

Упрямый, простой, и негибкий,
А также вонючий, прости..
И сможет, кто хочет, улыбкой
Вкруг пальца меня обвести.

Мне прыгнуть легко чрез заторы
Скачу, бороденкой трясу,
А если повыше заборы,
Рогами с разбега снесу.

Но кушать капусту? Увольте!
И пахнуть козлиною? Стоп!
С чьего перепугу, позвольте,
Мы верим в такой гороскоп?

А коль гороскоп тот неточный,
Он мне не указ, не закон,
Возьмем вариант мы восточный —
Где синий я, теплый дракон.