Архив рубрики: Котик

По большим переменам в школьной столовой накрывались безразмерные столы к завтраку, деньги на который собирались на неделю вперед. Котику родители давали деньги на завтраки, но оставляли самому решать, завтракать в школе или экономить деньги. Еще недавно он вместе со всеми бежал в столовку, толкаясь и хохоча, с пустыми карманами, зато среди друзей. Но в последнее время он перестал сдавать деньги классной руководительнице и старался с утра есть дома поплотнее. В кармане завелась свободная мелочь, которую он мог копить или тратить по своему усмотрению. Правда, иногда, когда домашний завтрак заканчивался рано, живот начинал урчать, крутить и требовать что-то срочно заглотить. Но это было поправимо — на перемене Котик бегал в небольшой магазин за углом купить свежую булочку и стакан газировки, и живот сразу успокаивался довольной тяжестью.
Котик подходил к школе, уже утолив первый голод и обстоятельно жуя восхитительно пахнущую свежей сдобой плюшку с маком и сахарной помадкой. На подходе к дверям дорогу ему заслонила легкая фигура в темном платьице. Котик радостно улыбнулся Вишне, стоящей перед ним.
— Ты чего на завтрак не ходишь? — спросила Вишня.
— Не хочу, я не голодный,— ответил он, удивленный таким вопросом.
— А это что у тебя?
Котик раскрыл ладонь — там лежал кусок плюшки.
— Булочка с маком, — констатировала Вишня. — В столовке таких нету.
— Из магазина, — Котик, не глядя, махнул рукой назад. — Хочешь?
Она недовольно поморщилась. Котик закинул остатки плюшки в рот и отряхнул руки.
— Не голоден, говоришь? — передразнила Вишня.
— Ну я… это… экономлю, — пробурчал он с набитым ртом.
Она махнула рукой — мол, не возражаю. Потом встряхнула челкой и сказала:
— Слушай, Котик, а ты мне поможешь?
Котик кивнул головой совершенно рефлекторно, еще даже не сообразив, что к чему. Проглотив сладко-липкую массу, заполнявшую рот, он осторожно уточнил:
— А что надо-то?
— Мне надо в клуб съездить, после школы, а я не знаю, как туда добраться. Ну, то есть, адрес-то я знаю, а вот как доехать… Ты мне расскажешь, как доехать?
По блеску рыжих хитрых глаз Котик понял, что от него требуется вовсе не рассказ, на каком трамвае ехать и где пересесть, а сопровождение в этой поездке. Он погрузился глубоко в ее веселые глаза и выпалил:
— Так давай я тебе покажу… ну-у… с тобой съезжу!
Вишня согласно кивнула, но ехидно спросила:
— А тебе разрешат?
Легкие отголоски внутренней борьбы промелькнули в его взгляде:
— А когда тебе нужно? — осторожно спросил он, пытаясь вычислить оптимальный способ совместить поездку с Вишней с решением домашних проблем.
— Да вот после школы портфель закину домой — и сразу… — ответила она.
Котиков сосредоточенный взгляд рассредоточился, рот расплылся в улыбке. Этот вариант ему подходил: до прихода родителей было полно времени.
— Отлично, едем! — сказал он.
Вишня похлопала его по плечу и убежала к девчонкам, роившимся неподалеку.

После уроков они вчетвером — Муха, Шпора, Вишня и Котик, шли из школы. Девчонки необидно подшучивали над Котиком, предлагая понести их портфели — мол, Вишнин носит, а они хуже, что ли. Он же смущенно отбивался и мычал что-то нечленораздельное. Вскоре он отстал на три шага, скучающе глядя по сторонам, а девочки весело болтали впереди, время от времени оглядываясь на него и перешептываясь.
Первой отпала Муха — ее дом был на полдороге.
— Пока, девочки! — попрощалась она. — Давай, Котик, не обижай Вишню!
Котик зарделся, Шпора хмыкнула, а Вишня громко засмеялась, слишком громко.
Через сотню метров была развилка: прямо — к дому Вишни, налево — к Котику и Шпоре, они жили в одном доме, но в разных подъездах.
— Пока, Вишня! — сказала Таня и повернулась к Котику. — Игорь, пойдем, нам сюда.
Вишня насмешливо смотрела прямо на Котика, а тот, внимательно разглядывая свои кеды, забормотал:
— Да нет, я еще… мне надо… мы тут с Вишней…
— Ну и пожалуйста, иди ты со своей Вишней! — Таня резко отвернулась, платье закрутилось вокруг ее ног, и она четкой «армейской» поступью пошла по левой дорожке.
— А ты что, домой не пойдешь, — удивленно спросила Вишня, — чтобы портфель оставить там?
— Нет, я тебя подожду… и мы поедем, да? — полувопросительно ответил он.
Он протянул руку за ее портфелем, но она не дала, а побежала вперед. Он за ней.
— Догони! — крикнула она.
Догнать ее было — раз плюнуть, но он не знал, не представлял, просто не думал, что делать, когда ее догонит: шлепнуть по спине, схватить за руку… И он просто шел позади быстрым шагом.
Подошли к ее подъезду.
— Я тут подожду. Ты ж недолго? — затормозил Котик.
— Давай зайди, — пригласила Вишня.
Котик кивнул, и они вошли в темный подъезд. Сперва была почти полная темень, потом глаза привыкли. Вслед за Вишней он поднялся на второй этаж и остановился у массивной двери, обитой черным дерматином с медноголовыми гвоздиками. Она вытащила из ранца громадный ригельный ключ, ловко вонзила его в дверь по самую рукоятку и с усилием налегла. Дверь застонала и открылась.
— Заходи! — пригласила Вишня.
Он осторожно вошел. Ему в ноги тут же ткнулся громадный серо-белый мохнатый ком.
— Фараон! Отстань! — раздался крик.
Ком отодвинулся, обозначившись роскошным котом.
— Ого какой! — Котик был в восторге. — А у меня, у дяди, Степан раза в два меньше.
— Чаю хочешь? — хозяйничала Вишня.
— А ты сама будешь?
— Буду-буду… — она провела его на тесную, но уютную кухню.
Чайник загудел на плите, на столе появилось печенье и конфеты, а также вазочка черного варенья. Он послушно сел на табуретку лицом к окну и следил, как она хлопочет, подражая, видимо, маме. Попили чаю, поговорили о котах и собаках. Сошлись во мнении, что коты лучше. Солнце чуть сместилось и теперь светило сквозь ажурную занавесь на окне, прямо ему в левый глаз. Котик зажмурил глаза и расплылся в блаженной улыбке: ровный оранжевый свет застилал глаза… и было хорошо.
— Ты похож на котенка, — услышал он ее голос и, не открывая глаз, замурчал, подражая довольному коту.
— Давай, поехали, — сказала Вишня с напускной сердитостью. — Расселся тут.
Она быстро помыла две чашки и прибрала со стола. Потом велела:
— Сиди тут, я сейчас приду, — и исчезла в коридоре.
Ему ужасно хотелось посмотреть на ее комнату, но спросить он не решался. Котик встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Ага, место, где он прячется в кустах, отсюда не просматривается — хорошо! На холодильнике лежала колода карт, старых, заигранных. Котик положил несколько карт перед собой и начал строить карточный замок — карта снизу, на нее две наклонно, еще такой же треугольник, сверху еще одну карту. Что-то легонько коснулось его ноги. От неожиданности рука дрогнула, недостроенный замок сложился. Он глянул вниз — Фараон уперся ему в ноги. Котик присел на корточки и почесал у кота за ухом, а потом пальцы переместились ниже, на вибрирующую треском шею. Фараон закатил глаза и брыкнулся набок, вытягивая шею. Котик погрузил руку в податливый мягкий живот.
— О-о, вы уже подружились, — раздался насмешливый звенящий голос. — Он любит, когда шейку чешут.
— А ты? — спросил Котик.
Вспыхнули яростные молнии зеленоватых глаз:
— Дурак!
— Я имел в виду, ты любишь ему шейку чесать? — оправдывался Котик.
Поток холодного презрения облил его с ног до головы. Он понуро выпрямился.
— Поехали, время уже! — сурово сказал Вишня и пошла в прихожую.
Котик побежал за ней.

Котик взял прокладывание пути на себя и направился к метро. На трамвае было бы быстрее, но он любил метро, бесконечные эскалаторы, простор вестибюлей, набегающие из темноты огни поезда. Вишня не возражала. Пятачок со щелчком ушел в прорезь турникета, и вот они стоят на бегущей вниз лестнице. Она лицом вниз, а он — на ступеньку ниже, спиной к движению, зато лицом к ней. Она сейчас намного выше его; он смотрит на нее снизу вверх, потом взгляд опускается. Прямо перед ним небольшая, едва заметно дышащая возвышенность, столь явная под облегающей курточкой. Котик замер, во рту пересохло.
— Побежали, — шепнула Вишня, и перед глазами Котика стала пусто. Он обернулся: она была уже на три ступеньки ниже.
Он развернулся, и равномерно подскакивая, пустился вниз вслед за ней, держась за поручень левой рукой.
Ехать им надо было всего один перегон. На платформе Вишня остановилась в ожидании поезда.
— Пойдем вперед, там ближе к выходу будет, — сказал Котик.
— Да ты что! — удивилась Вишня. — Выход будет с этой стороны.
— С той, — поправил он.
— С этой! — она даже ногой притопнула. — Я помню.
— Да точно с той. Я знаю.
— Спорим?
Котик удивился. Он точно знал, что выход на следующей остановке с противоположной стороны платформы. Почему Вишня спорит?
— Спорим? На что?
— На мороженое. На килограмм!
— Хорошо, — согласился он. — Но едим вместе.
— Нет, так нечестно, — не согласилась Вишня. — Кто победит, тот и ест.
Подошедший поезд распахнул двери, они вошли. Вишня тут же уселась на сиденье, воткнувшись между благообразным старичком и толстой теткой, так что Котик не мог сесть рядом, хотя чуть подальше были два места рядом. Он встал над ней, держась за поручень. Через две минуты подъехали к следующей станции. Разумеется, Котик оказался прав насчет расположения выхода.
— Ты выиграл! — с напором сказала Вишня. — С меня мороженое.
— Давай вместе есть, — снова предложил он.
— Нет! — парировала она.
В клубе Вишня решительно подошла к гардеробщице и спросила:
— А где тут занятия танцами?
— А вон на второй этаж, там зал налево. Куртку сдавать будете?
Вишня уже поднималась по лестнице.
— Спасибо! — ответил Котик и побежал догонять Вишню.
Перед дверями зала Вишня велела:
— Подожди здесь, — и вошла внутрь.
Котик успел разглядеть зеркальную стену и несколько девочек в трико, стоящих в зале. Дверь закрылась. Он подошел к окну, облокотился на подоконник и стал смотреть на улицу. Стекло было в серых пыльных разводах, и снаружи все казалось серым и пасмурным, хотя еще пять минут назад там сиял разноцветный солнечный день. Он стал следить за девочками, игравшими в классики на сером асфальте. Одна девочка лихо прыгала на одной ножке — так, что ее подруги казались неуклюжими пингвинами. Наконец-то он понял смысл этой загадочной девчоночьей игры. Все оказалось совсем просто. А вот вряд какая-нибудь девочка, глядя из окна, поймет смысл игры в «банки», подумал он.
— Котик! — услышал он сзади.
Вишня уже вышла в сопровождении довольной объемной, крепкой женщины.
— Ну хорошо, Настя, школа у тебя хорошая, приходи в среду, — сказала она, лишь после заметив Котика. — Это твой брат?
— Нет, Игорь — мой друг, — ответила Вишня.
— Друг… — повторила женщина. — Игорь, а давай и ты к нам, вместе с Настей будешь танцевать, в паре…
Сердце Котика екнуло. Он посмотрел на Вишню, но та демонстративно отвернулась.
— Ну я не знаю… у меня по средам бассейн… Я не знаю…
Вишня окатила его ледяным взглядом.
— Ты, Игорь, приходи. Настя, приводи его. Мы посмотрим. Нам мальчики очень нужны, партнеров не хватает.
Молча вышли на улицу. Котик наконец прокашлялся:
— Слушай, Вишня, а может, мне и вправду на танцы, а? Но у меня бассейн… не бросать же, как думаешь?
Вишня пожала плечами.
— Но ты сама-то хочешь, чтобы я с тобой ходил сюда?
— Да мне-то что… — Вишня почему-то рассердилась. — Делай как хочешь.
Котик растерянно глядел себе под ноги.
— Вон мороженка, пойдем, — сказала Вишня.
— По мороженому, да? — обрадовался Котик.
— Не, ну ты точно с дуба рухнул сегодня. Я ж тебе килограмм мороженого проспорила!
Они зашли в безликую светлую «стекляшку»; внутри никого не было, кроме скучающей продавщицы неопределенного возраста. Котик тоскливо осмотрелся — нечистые столы, перекошенные стулья, громадное пыльное стекло.
— Может, в другой раз? — нерешительно шепнул он Вишне.
Но та решительно подошла к стойке:
— Килограмм мороженого можно?
Продавщица, не вставая со стула, процедила, подавив зевок:
— Вам какое?
— А какое есть?
— Там все написано, — продавщица махнула рукой на ценники.
— Котик, тебе какое? — спросила Вишня. — Тут пломбир, с изюмом, лимонное и крем-брюле.
— Да мне все равно, — без энтузиазма ответил Котик. — Разное.
— Давайте ассорти, — сформулировала Вишня заказ.
Продавщица встала и открыла дверцу холодильника:
— Два по пятьсот ассорти? — уточнила она.
— Нет, килограмм.
— Девочка! — уперла руки в боки продавщица. — Два по пятьсот и будет килограмм, а килограмм в одну креманку все равно не влезет, да и вам есть вдвоем из одной неудобно — закапаете мне весь стол. Так два по пятьсот? — нажимала она.
— Хорошо, два по пятьсот, — согласилась Вишня.
Котик во время этого диалога стоял в стороне в полной апатии.
Две большие креманки, горкой наполненные шариками с мороженым, возникли на стойке. Котик взял их и осторожно понес к столику у окошка. С облегчением он поставил тяжелые креманки на стол и вернулся к стойке.
— Еще что-нибудь брать будете? Газировка, кофе? — предложила продавщица.
— Нет, спасибо, — ответила Вишня.
— Два рубля сорок копеек.
— Давай я, — подскочил Котик.
Вишня отвела его рукой.
— А ты? Ты будешь мороженое? — спросил Котик.
Вишня покачала головой. Продавщица с интересом на них посмотрела.
Сели за столик. Котик взял ложку и начал есть. Сперва темноватый шарик крем-брюле. Мороженое было вкусное и таяло во рту. Вишня сидела напротив и, положив голову на руки, смотрела на него.
— Попробуй, вкусно, — предложил он. — Давай вместе съедим.
— Не-а.
— Нет, я так не могу, — Котик отодвинул креманку.
— Можешь! — резко сказала Вишня. — Выиграл спор, так и ешь.
— Ты что, обиделась, что ли?
— Обиделась, не обиделась… ешь! Все, до последней капли.
Котик вздохнул и стал есть. Пыль, висевшая в воздухе, светилась россыпью далеких звезд в почти осязаемых солнечных лучах, пробивающихся сквозь пыльное стекло. Первая креманка закончилась, есть больше не хотелось. Вишня молча пододвинула ему вторую.
— Давай напополам… — робко предложил он, посмотрел на нее и снова взялся за ложку.
Он оглянулся — продавщица, тяжелой грудью налегая на стойку, смотрела на них, не скрывая своего интереса. Он встретился с ней взглядом, она подмигнула как-то залихватски. Он принялся методично поглощать остатки липкого, сладкого, плотного мороженого. Оно камнем вставало в горле, и его приходилось силой пропихивать глубже.
— Чего ты так скучно сидишь? Расскажи что-нибудь, — звонкий голос Вишни вернул его за нечистый столик.
Она улыбалась. Косой, чуть сзади приходящий луч света подсвечивал ее волосы, они горели на просвет золотым рыжим огнем, и это было необычно и красиво. Он поспешно пропихнул очередной кусок подтаявшего пломбира в уже замерзшее горло и хрипло выдавил:
— А что рассказать-то?
— Какой ты скучный, только жрать горазд, да еще и чужое мороженое! — ей явно было весело.
— Так мы же спорили…
— Мог бы и подыграть, между прочим, а то только и можешь, что мороженку у беззащитной девушки выспаривать. Вот и давись теперь.
— Помоги, а? — Котик тоже улыбался. — Мне уже не осилить. Вот сдохну я тут перед тобой, обожравшись мороженым, тебе жалко будет?
— Жалко? Тебя? Да нисколько! Ладно уж, давай сюда!..
Она передвинула к себе креманку, в которой бултыхалось еще граммов двести желтовато-белесой массы с вкраплениями изюма, схватила вторую ложку и стала быстро, но аккуратно есть.
— А что, ничего так мороженка, — похвалила она, облизывая губы. — Есть можно.
Она выскребла остатки со дна креманки и задумчиво сказала:
— Я бы еще съела, надо было у тебя больше отнять.
— Я сейчас, — Котик привстал.
— Да сиди, не надо. А вот пить — хочется… может, газировки?
— Ага, сейчас, — Котик вскочил и, пока Вишня не передумала, подбежал к продавщице:
— Газировки два стакана можно?
— А-а, наелись? — улыбнулась та. — С сиропом?
Котик оглянулся на Вишню — она смотрела в окно.
— Скажите, а вишневый у вас есть? — спросил он.
Продавщица заглянула под стойку:
— Нет, вишни нету, есть черешня. Пойдет?
— Хорошо, давайте черешню.
С двумя стаканами красной пузырьковой жидкости он подошел к столику. Вишня схватила один и жадно отпила два глотка.
— Вкусно? — спросил Котик.
— Да, пузырики здорово шибают в нос.
— А знаешь, что ты пьешь?
Она с опаской посмотрела на стакан, повертела его со всех сторон и недоуменно пожала плечами.
— Это вишня, — наклонившись к ней через стол, негромко сказал Котик. — Вишневый сироп. Вишня пьет вишню — правда, смешно?
Он оглянулся на продавщицу — та задумчиво смотрела на них, но, похоже, не слышала его слов.
— Не смешно, — ответила Вишня и допила воду. Котик пригубил из своего стакана: сладковатая шипучая водичка, не разобрать, вишня, черешня или малина. Пузыри и правда здорово шибали в нос.

Про дружбу Вишни и Котика знали все, да они ее и не скрывали ни от кого. Но никто не подшучивал и не дразнил их. Отчасти из-за того, что это действительно была дружба, отчасти же по той причине, что они не обращали на редкие шутки никакого внимания. Шутки от этого сдувались и исчезали, а новые не появлялись. Их совместный приход в школу, ставший довольно частым явлением в последнее время, если и не прошел незамеченным, то и пересудов и насмешек не вызвал.
Кто и с кем сидит в классе — результат исключительно запутанного процесса со множеством случайных факторов, как внутренних (сложные отношения внутри группировок, часто переигрываемые вплоть до перемены знака), так и внешних (власть учителя). Проследить, почему именно такие пары сидят за партами, чаще всего практически невозможно. Как бы то ни было, Котик обычно сидел за четвертой партой в левом ряду, деля ее с Валеркой-Поварешкой. Вообще-то его фамилия была Котелков, но, как известно, в котелке помешивают чем? Поварешкой! Не то чтобы Котик сильно дружил с Поварешкой, но так уж сложилось исторически. А Вишня сидела за третьей партой в центральном ряду, вместе со своей тезкой, хохотушкой Настей-Мухой, Мушинской. Котику прекрасно были видны ее плечо, левое ухо и иногда, когда она поворачивала голову влево, слегка курносый профиль. Если бы кто предложил ему сидеть вместе с Вишней, он бы, сперва придя в себя от такой странной мысли, наверное, отказался бы — ведь тогда он не будет ее постоянно видеть. А уж она бы на такое предложение только хмыкнула бы презрительно и отвернулась, даже не удосужив спрашивающего ответом.
Начинался новый курс физики, который включал лабораторные занятия в специальном кабинете. В отличие от прочих уроков, лабораторный класс был закрыт на перемену, и по звонку на урок все собрались толпой перед дверями кабинета. Учитель физики, пожилой еврей Леон Маркович, невысокий, плотный, с клочками седых волос, торчащими отовсюду — из ноздрей, ушей, из-под ворота рубашки, — распахнул дверь класса и, сильно грассируя, сказал:
— Добр-р-ро пожаловать в хр-р-рам науки!
Самые активные ломанулись в двери, посмотреть, что же там такого святого, в этом хр-р-раме. Ворвавшись в кабинет, первые ряды застопорились. На партах стояли ящички, по стенам — шкафы с загадочными приборами, какие-то колбы и реторты, пучки проводов.
— Внимание, пока не садитесь! — раздался неожиданно громкий голос Леона Марковича.
Все с интересом на него посмотрели.
— Рассаживаться на моем уроке будете так, как я скажу, чтобы все участвовали в процессе.
И невысокий физик стал зачитывать фамилии по парам. Недоуменные перешептывания послышались в притихшей толпе. Поглядывая хитроватыми глазами из-под очков, седоватый купидон Леон Маркович безошибочно соединял пары. Муху он усадил с Коброй — неудивительно, они выставляли свои не очень-то и существующие отношения напоказ. Котик оказался за одной партой с Вишней — тоже невелик секрет Полишинеля. Но другие фамилии, произнесенные вместе, вызвали стыдливый румянец и едкие смешки.
— А почему вы нас пересадили? — рискнул озвучить всеобщий вопрос Кобра, не страдающий излишней скромностью и пиететом по отношению к кому бы то ни было. Коброй он стал за круглые очки и непобедимость в драке, благодаря потрясающей реакции и стремительным резким движениям. Все согласно закивали: хоть купидон и бил наверняка, многим не понравилось внешнее грубое вмешательство в их хрупкие, часто существующие только в мечтах отношения.
— Видите ли, мои дорогие, — Леон Маркович взобрался на кафедру, и его было почти не видно из-за многочисленных стеклянных и эбонитовых приборов. — Мы сейчас начинаем изучать электричество, практическую часть. И я хочу, мне надо, чтобы все участвовали в моих уроках, а не только кучка отличников. Практические занятия по электричеству могут любому из вас, а не только отличникам, однажды пригодиться в жизни. Или даже спасти эту самую жизнь. Поэтому я сажаю так, чтобы каждая пара была приблизительно равной силы. Понятно?
Многие закивали, но Кобра снова возник:
— А почему именно так посадили?
Хитрый блеск очков за приборами на кафедре:
— Ну уж как получилось, так получилось… Возражения есть?
Возражений высказано не было.
— Ну вот и отлично! Тогда начинаем практическое занятие.
Он водрузил на кафедру амперметр и начал объяснять принцип его работы и схему подключения.
Котик не слушал. Он это все давно знал — учебник по физике был прочитан на год вперед. Он смотрел направо, на такой близкий профиль, на рыжую челку, прикрывающую лоб. Он смотрел, не мигая, мысли уносились вглубь, в голове звенела пустота. Удар острым локтем в бок вернул его к реальности. Вишня строила страшные глаза и подбородком указывала на кафедру — мол, давай, слушай, все равно тебе придется с этими проводами и стрелками разбираться. Котик сглотнул набежавшую слюну, открыл чистую тетрадку и аккуратно вывел: «Физика, лаборатория». Потом стал слушать Леона Марковича, который очень интересно рассказывал про ток и напряжение.
Вдруг Котику померещилось какое-то движение на столе. Он посмотрел вниз: его тетрадки не было, а Вишня что-то увлеченно, высунув кончик языка, писала в своей. Присмотревшись, он понял, что пишет Вишня в его тетради, и даже не пишет, а рисует. Она обводила надпись «Физика, лаборатория» цветами, сердечками и сложными узорами.

Машина легко несется по темной ленте шоссе, вонзившегося в бескрайний белый мир. Фары освещают пару сотен метров по ходу движения. Вытянутое световое пятно летит чуть впереди по дороге и обочине, иногда выхватывая заснеженные ели — там, где лес подступает ближе. Но и за пределами светлого пятна нет темноты — почти полная, начинающая стареть луна светит мистическим желтоватым светом, отраженным снежным ковром. Сзади вздымается белый полупрозрачный шлейф. На зеленовато подсвеченной приборной панели красные стрелки замерли в оптимальном положении. Радио выключено. Ни одного звука. Машина летит, мягко покачиваясь, вне времени и пространства. На душе тепло, уютно и благостно. Разговаривать не хочется, молчание не тяготит; глаза расслабленно смотрят вперед, погружаясь в темноту вечного движения.
— Ехать бы так и ехать… — нарушила молчание Вишня.
— Да, — хрипло ответил Котик, прокашлялся и добавил: — Вместе.
Он почувствовал на щеке ее острый взгляд и продолжил:
— В движении — жизнь. Пока мы несемся вперед, с нами ничего не случится. А остановимся — и кранты… Так что — вперед!
Он шутливо вытянул вперед руку, изображая статую Ленина у Финляндского вокзала, но шутка не удалась.
Еще помолчали. Впереди появилось сдвоенное слепяще-яркое пятно: встречная машина незваным пришельцем нарушила их исключительность в снежно-лунном мире. Он повернул голову направо: два желтоватых глаза отражали свет фар пришельца — она смотрела на него.
Вдруг Котик боковым зрением заметил, что встречный свет странно мигнул, и почувствовал холодноватый укол пониже левой лопатки — знакомое ему чувство опасности. Он сбросил газ и сконцентрировался на дороге. Вроде бы все в порядке, но холодок под лопаткой не отпускал. Еще секунда, и Котик скорее угадал, чем разглядел впереди на дороге темную массу, невидимую из-за слепящих фар пришельца. Мозг уступил управление опытному автопилоту — телу. Каждое движение выверено сотнями тысяч километров, намотанных за рулем. Резкое колющее нажатие на тормоз — и тут же наполовину отпустить. Дорога довольно скользкая. Если машину начинает заносить — отрабатываем рулем. Снова нажать-отпустить… Фары высветили из темноты оленя, стоящего прямо на их пути. Остановиться не успеть. Быстрый взгляд на обочину — широкая, но заснеженная. Туда легко можно уйти, но сумеет ли он удержать машину?.. Постепенно снижая скорость прерывисто-игольчатым торможением, они приближались к оленю, который бессмысленно смотрел на гипнотизирующий свет фар. Вишня только сейчас заметила опасность и вцепилась в ручку двери. Руки и ноги Котика работали слаженным механизмом, единым с машиной. Когда до оленя осталось около пятнадцати метров, правая нога перестала нажимать на тормоз, а руки уверенно вывернули руль направо. Нос машины ушел к обочине, траектория движения отклонилась, обходя животное.
— Уф-ф, вроде разошлись… — выдохнул Котик.
Но олень — не бревно. Когда гипнотизирующий свет фар ушел в сторону, животное встряхнуло головой и сделало шаг вперед, прямо наперерез машине. И тут Котик совершил ошибку: он инстинктивно повернул руль еще сильнее, и колеса сорвались в занос на скользком покрытии… Спокойно, теперь руль влево и слегка добавить газа, вытягивая машину. Вроде получилось, но правое колесо выехало на обочину, машину закрутило, она потеряла управление и заскользила в кювет. А там озеро, едва подернутое молодым ледком… Машина боком наткнулась на какое-то препятствие и стала заваливаться, крышей круша неокрепший лед. Сдвоенный хлопок сработавших подушек безопасности замкнул ловушку. Мир перевернулся… Котик закрыл глаза. Тьма и тишина…

Котик открыл глаза: было темно, он лежал ничком, изо рта стекала струйка слюны. Он был на диване, занимавшем половину крохотной квартирки на девятом этаже, справа разметалась во сне жена. Будильник показывал полтретьего ночи. Котик тихонько сполз с дивана и проскользнул на кухню. Его трясло. Он включил свет над плитой, достал из холодильника початую бутылку водки, налил себе рюмку и уселся за стол. Выпил одним глотком; горло сжалось, отказываясь принимать алкоголь, но он себя заставил, и обжигающий ручеек влился в пищевод, разгоняя судорожную волну по телу.
«Что это было? — подумал он. — Сон? Но почему в таких подробностях?» Он все прекрасно запомнил: и большую машину, которой управлял, и свои почти профессиональные навыки вождения, то волшебное чувство полного единения с машиной, которого у него никогда не было. Да и были они там с Вишней гораздо старше, чем сейчас, он это точно знал.
Из ниоткуда появился ответ — сумасшедший, но казавшийся разумным спросонья в три часа ночи, после рюмки водки: он потерял одну из своих кошачьих жизней и отброшен назад. Он почему-то был уверен, что та жизнь была правильная. И Вишня… Он был там с Вишней, в этой большой машине на заснеженном шоссе, и это было здорово. Но как все хрупко в этом мире: только что все было невероятно хорошо — и через миг уже ничего нет. Ну что ж, у него теперь появилась цель. Если он все будет делать правильно, то снова окажется на той дороге… Бог знает, когда это будет. И уж теперь-то он не попадется в эту ловушку с оленем, он к ней готов. А если будет другая ловушка, у него еще должны остаться несколько жизней… сколько их там всего у котов, девять?
Котик выглянул на ночную улицу — в доме напротив на шестом этаже светилось одно окно, там женщина неподвижно сидела на кухне, подперев лицо руками, над книгой. То ли читала, то ли спала. Котик помахал ей рукой, хоть она его и не видела, погасил свет и пошел жить новую жизнь.