Я знаю, прощенья не будет,
И карму свою тем гублю —
Мне нравятся звери и люди,
Растенья же я не люблю.
Мне выдержать этот удар бы,
В грехах навсегда не пропасть.
И в целях спасеня кармы
Мне велено деревом стать,
Чтоб понял древесную суть я,
Спокойствие духа познал.
Так будет! — Нахмурились судьи,
И вынес вердикт трибунал.
— А можно мне будет хотя бы
Древесную выбрать тюрьму?
— Занудный какой доходяга.
Ну ладно, позволим ему…
И мысли заходятся в спешке,
В чьи корни мне лучше врасти.
Одна мне шепнула: «Не мешкай,
Агавой в пустыне проси.»
Агава? Жить вроде бы можно—
Иголки, текила, ура!
А впрочем, чудовищно сложно —
В пустыне же вечно жара.
А может гигантской секвойей
Под сенью ветвей-эполет?
Но это ведь значит, в неволе
Томиться мне тысячу лет.
А то ли, чтоб было не тяжко,
И срок свой быстрей отмотать,
Мне стать на полянке ромашкой,
Про счастье девчонке гадать?
Иль может березкою стать мне,
Дрожащей на легком ветру,
Чье тонкое летнее платье
Прикроет едва наготу.
Еще я хочу, чтобы вился
По стенке дурманящий хмель,
И долго кругом чтоб резвился
Серьезный, но пьяненький шмель.
Пора, наконец мне решиться —
Пусть выбор хорош или плох,
Будь то баобаб иль пшеница,
Решился я — чертополох.
— Колючка с невзрачным цветочком?
Спросил удивленно судья.
— Колючка. С цветочком. И точка!
Растеньем таким буду я!
Он с виду колючий, невзрачный,
Над травами смело высок.
Мне нравится гордый и мрачный
Шотландской свободы цветок.
Под звездного неба мерцаньем
Я карму сумею добыть —
Безмолвным займусь созерцаньем,
Чтоб прелесть движенья взлюбить.