Вишня бежала к клубу — подзадержалась дома после школы, а потом еще и трамвай опоздал. Моросил дождь, но капюшон куртки болтался на шее, мешая бегу. Волосы стали влажными, и рыжая челка ощутимо хлопала по лбу. В туфлях было сыровато. Она взлетела на второй этаж и, стараясь успокоить готовое разорваться сердце, вошла в зал, на ходу раскрывая сумку.
— А, Настя… — сказала Алла Александровна. — Подойди сюда… Видишь ли… — медленно начала она. — К сожалению, так получается, что твое участие в конкурсе отменяется. Так что можешь идти домой.
— Как? — опешила Вишня. — Так ведь… — она сперва замялась, но все-таки решилась: — Вы Катю берете с Сергеем?
Она стояла идеально прямо, плечи отведены назад, голова надменно венчала благородную шею, а глаза испепеляли Аллу Александровну лучами ненависти. Но вместо дымящейся дырки на лице учительницы расплылась виноватая улыбка:
— Да нет, Настенька, все хуже и лучше… Хуже для нас, а лучше для тебя.
Вишня хлопала глазами, пытаясь понять смысл сказанного.
— Не понимаешь? — усмехнулась женщина. — Сергей не сможет выступать, он ногу сломал.
— Как — ногу? Когда?
— Сегодня в школе с лестницы упал, его мама позвонила.
— Это же… А почему для меня-то лучше? — все еще не понимала Вишня.
— Ну, Настенька, наверное, так лучше для тебя, чем если бы он с Катей поехал, да?
Вишня вскочила и выбежала из зала. Выглянула в окно. Как и вчера — новостройки, туча серая, но сейчас ничего не видно за дождем — Котик-то был прав. Но нога… Серёжа же вчера только говорил, что ему нагадали сломанную ногу, если он будет танцевать. Выходит, цыганки правду могут гадать…
В полном смятении она вышла на улицу и побрела к остановке.
— Девочка, подожди, — услышала она.
Рядом стоял пожилой мужчина — невысокий, седой, крупнолицый, опирающийся на корявую палку-посох. Он указал палкой на ее сумку:
— У тебя сумка открыта, вещи растеряешь.
— Спасибо! — спохватилась Вишня и закрыла сумку.
Глаза ее вдруг усиленно заморгали, обильно потекли слезы.
— У-у, это я тебя так огорчил? — собеседник оперся на палку и улыбнулся.
Вишня отрицательно покачала головой.
— Тебя кто-то обидел?
Она снова покачала головой.
— Ты не хочешь говорить? — снова спросил мужчина.
Вишня теперь согласно кивнула. А собеседник прикрыл глаза и, опираясь на свою палку, нараспев произнес:
— Не грусти, мой друг, не грусти,
Кто обидел тебя, тех прости,
Кто пугает, ты тех боись,
Тем, кто любит тебя, улыбнись!
Голос его поскрипывал, как старое бабушкино кресло, жалобно и уютно.
— Спасибо! — Вишня даже присела, изобразив подобие реверанса.
— На здоровье! — скрипнул ответ. — Тебя как зовут?
— Настя… А вас?
— А я — Степан Семенович. Удачи тебе, Настя!
— Спасибо! — уже с улыбкой ответила Вишня, накинула капюшон и пошла к остановке.
Придя домой, Вишня первым делом стала шарить по всем карманам куртки и штанов. Не нашла. Она на секунду задумалась, вспоминая что-то, потом открыла портфель, вытащила пенал, а из него уже — скомканную бумажку. На бумажке был записан телефон Сергея. Она стала набирать номер, и после третьего гудка ей ответил женский голос:
— Але…
— Здравствуйте, — робко спросила Вишня. — А Сергей дома?
— Дома-дома, а кто спрашивает?
— Это Настя, я с ним на танцах занимаюсь, а он сегодня не пришел, а Алла Александровна сказала…
— Да-да, сейчас я спрошу.
Послышались удаляющиеся шаги. Через несколько минут шаги зазвучали снова.
— Але, вы еще тут? — спросил все тот же голос.
Вишня молча кивнула, но потом, спохватившись, сказала:
— Да, тут. А Сергей?
— Сергей сейчас не подойдет, он болеет, — голос перешел на шепот. — И вы знаете, Настя, он, наверное, больше не будет танцами заниматься.
— Это из-за ноги, он ее сильно сломал?
— Нет, не сильно, но, думаю, он не станет больше заниматься. Вы уж извините.
— Спасибо, — сказала Вишня и ошеломленно повесила трубку.
* * *
Котик ввалился домой с еще влажными волосами, усталый и довольный. Сегодня он наконец-то преодолел важный рубеж — проплыл сто метров брассом за минуту и тридцать секунд на короткой воде, да еще и со стартом с воды. Он давно к этому стремился; теперь он вполне может получить взрослый третий разряд в самом ближайшем будущем, тем более что на соревнованиях стартуют с тумбочки, а это секунду, а то и две выигрыша дает.
Дома еще никого не было, он кинул мокрое полотенце и плавки на край ванны — эх, мама будет ругаться, но нормально развешивать все равно лень, и пошел на кухню. Кинул в стакан ложку черничного варенья, налил воды из-под крана (опять мама бы ругалась, что сырую пьет) и в три глотка выпил. Вытащил из холодильника банку с солеными огурцами и запустил туда руку. Только он выудил из зеленой жижи, полной смородиновых листьев и укропа, небольшой огурчик, может, последний, зазвенел телефон. Положив свежевыловленный огурец на край раковины, он вытер мокро-соленую руку кухонным полотенцем и побежал в большую комнату, где с занудной ритмичностью будильника осенним утром звонил телефон.
— Да, — снял он трубку.
— Привет, Котик, — услышал он в трубке.
— О, привет, Вишня!
— Ты где был? Я тебе уже третий раз звоню, — голос звучал обиженно, как будто он обязан сидеть у телефона и ждать ее звонка.
— Как где? На тренировке. Слушай, я сегодня на норму третьего разряда проплыл! — с гордостью сказал он.
Вишня должна была немедленно восхититься и похвалить его за такое очевидное достижение. Но та не проявила никакого интереса:
— Ага, а у меня знаешь, что?
— Что? — спросил он, облизывая соленые пальца и мечтая о хрустящем огурце, ждущем его на кухне. Телефон туда не дотягивается, провода не хватает. Почему не бывает беспроводных телефонов, подумал он, сейчас бы и с Вишней говорил бы, и огурец бы грыз.
Она чуть затянула с ответом.
— А я не тренируюсь… сегодня не было тренировок… и в Москву я, наверное, не поеду.
Ему показалось, что она всхлипнула.
— А что так? Этот твой партнер, Серёжа, не тянет?
Ох, зря он так сказал. Котик физически ощутил, как густеет тишина в трубке.
— Слушай, ну я пошутил. Что там у тебя случилось-то? — быстро поправился он.
Ледяным тоном, выделяя слова, Вишня произнесла:
— Сергей сломал ногу и не сможет выступить в Москве… А у меня нет другого партнера.
— Как — с-сломал ногу? — Котик даже заикаться начал от удивления.
— А вот так, взял и сломал!
— Сам сломал или… — осторожно поинтересовался он.
— Не знаю, я об этом не спрашивала. Но, ты знаешь, он говорил, что ему кто-то нагадал про ногу.
— Нагадал? — эхом повторил Котик.
— Ну да! — Вишню прорвало. — Ему кто-то, цыганка, наверное, сказала, что он сломает ногу, если будет со мной танцами заниматься. Он мне сам так сказал.
— Цыганка? — Котик уже ничего не понимал.
— Ты что, глухой? Цыганка. Кто еще нагадать может… А он вчера танцевал, у нас занятие было… и сегодня должно было быть. А он не пришел, потому что сегодня ногу сломал. Он, наверное, испугался, со мной говорить не хочет… и сказал, что больше не будет танцевать.
Молчание.
Котик тихонечко покашлял.
— Ты чего молчишь? — спросила Вишня.
— Я не молчу.
— Нет — молчишь!
— Я не молчу, я слушаю, — негромко ответил Котик.
— Я уже все рассказала. Скажи мне что-нибудь.
— Пойдем гулять, — предложил Котик.
В голову ничего не приходило, надо было собраться с мыслями.
— Давай! — неожиданно радостно согласилась она. — Через десять минут подходи к моему подъезду.
Котик стоял, держа в руках трубку, откуда мерно неслись короткие гудки. Что-то тут неправильно. Нога сломанная… Да еще и цыганка откуда-то появилась. Надо бы обдумать. Он спохватился — пора бежать. Схватил все-таки выловленный из банки огурец и, откусывая его на ходу, побежал на улицу.
В этот раз он не прятался в кустах, а открыто ждал Вишню на асфальтовой площадке перед ее подъездом. Ждать пришлось недолго — она выскочила через пару минут, в джинсовом сарафане и сиреневатой водолазке, потряхивая рыжей челкой, на которой поблескивали несколько капель воды. Такая довольная и радостная улыбка расползлась по его лицу, что Вишня тоже улыбнулась в ответ:
— Ну что, пойдем?
Они дошли до детского садика за невысоким забором. Вишня облокотилась локтями, а Котик уселся на забор верхом. В дальнем углу площадки копошилась младшая группа. Котик молчал и все думал о сломанной ноге. Говорить Вишне про тот звонок или нет?.. Еще две минуты прошли в молчаливой борьбе. Он решился и повернулся в Више:
— С-слушай, Вишня, насчет этой ноги… — ему было трудно начать фразу. — Я хотел сказать…
— Да ну его нафиг! — ответила Вишня. — Проехали.
— Нет, ну ты не знаешь…
— Сказала же — проехали, все забыли… я и так сегодня расстроилась. Хватит!
Она слегка толкнула его в грудь — так, что он чуть не загремел с забора, и перевела тему:
— А ты заметил, что у Раисы парик?
Котик снова чуть не свалился:
— Как — парик? Нет, ты что!
— Да точно. Бобариха говорит, она зашла в учительскую за журналом, и Раиса там свои волосы шевелит и шпильками закрепляет… да и прическа у нее всегда одинаковая.
— Ну да… — ошалело согласился Котик и, сам того не желая, втянулся в бессмысленный разговор о прическах, нарядах и отношениях.
* * *
Вечером, пожелав родителям спокойной ночи и погасив свет, он лежал с открытыми глазами и смотрел на стену. Сумрак сгустился, и мрачный индеец снова пришел на свое место, гордо выставив могучий нос далеко в Атлантический океан.
— Как же это получается? — молча спросил у него Котик.
Индеец задрал нос еще выше.
— Нет уж, ты ответь! — настаивал Котик. — Это же ты мне посоветовал позвонить и ногой запугать. А нога и вправду сломалась. Как ты это сделал?
— При чем тут я? — тоже молча ответил индеец. — Это ты все сам сделал.
Он подмигнул невидимым глазом и пропал. Над Котиком теперь нависал обычный материк Латинской Америки, нарисованный на карте.