По жизни ведет, ох, негладко
Путь сложно изломанный наш.
Откроем давайте тетрадку
И острый возьмем карандаш.
Доверим сегодня листочку
Быть миром абстрактных химер —
Поставлю я черную точку,
Как жизни условной пример.
Вот линию быстро рисую
На плоскости наискосок —
Означив тем жизнь простую,
Из юности в старость бросок.
И движутся вдоль линий только,
Прочерченных чьей-то рукой,
Ты знаешь ли, точек так сколько
Живут одномерной судьбой?
По жизни проедут в плацкарте,
Вагон и не нов, и не чист,
Но путь их известен по карте,
И правит за всех машинист.
Средь тысяч родится однажды
Та точка, что прочих храбрей,
И с линии спрыгнет отважно —
Вся плоскость теперь перед ней.
Не давят границы отныне,
Хоть ей и пытались мешать,
Сплетенья всех жизненных линий
Сама теперь будет решать.
И диким мустангом поскачет,
Шлейф пыли подняв за собой,
Смеется она или плачет —
Сама управляет судьбой.
Казалось, безбрежна свобода
На плоскости белой листа,
Но в мире трехмерна природа,
И это, поверь, неспроста.
Табун таких точек свободных,
Сумели упрятать в загон,
И жирной границей условной
Прописан суровый закон.
Фломастером черным очерчен
Тот круг — не прорваться никак,
Придется торчать тут до смерти.
Но все же нашелся чудак.
Не злился, не ныл — улыбался,
Зажатый меж точечных тел,
Да вовсе он и не старался,
А просто так взял — полетел.
Над плоскостью взмыл черной птицей,
Лист белый — на взлет полоса,
Он в мире трехмерном частица,
Лишь слышит внизу голоса:
«Ату его, подло нас предал,
Да будь он навеки треклят!
Да он никогда с нами не был —
Юродив, а может быть свят.»
А он и не то, и не это,
Луч синий к нему снизошел,
И третью, с явлением света,
Он степень свободы нашел.
А снова наступит гоненье,
Вздохнет лишь «Какая беда?»,
Откроет еще измерение,
И там пропадет навсегда.