На оконное стекло,
Как мочало,
Небо белое легло,
Постучало,
Чтоб мне ночью не спалось,
Сильно, грубо,
Застонало вразголОсь
Где-то в трубах.
И вошла уже метель
Сильно в раж, но
Прочны стены, окна, дверь,
Нам не страшно.
Подошёл мой серый кот,
Лёг поближе
И урчит. Пурга пройдет,
И на лыжах
Обязательно пойду
Прям с утра я…
И под мыслей чехарду
Засыпаю…
Простите, мне высказать нужно,
Хоть нравом совсем не таков,
Но есть монумент простодушный
Бордюра с поребриком дружбы
В скрещеньи гранитных брусков.
Идея, конечно, понятна:
Столиц двух культурный альянс…
И ясен графический ряд, но
Понравится он нам навряд ли,
Ведь есть деликатный нюанс:
Для тех, кто слыхал про блокаду,
Такой монумент от кутюр
Для глаза отнюдь не услада —
Ведь противотанковый надолб
Мы видим там, а не бордюр.
Год ушёл, и отзвучали тосты
За любовь, за счастье, за успех.
Протрезвеем мы и будем просто,
Скучно жить, ведь есть дела у всех:
О здоровье и насущном хлебе,
От напасти близких охранить,
И пока парит журавль в небе,
Нам синицу надо накормить.
И однажды, зазевавшись, что ли?
Неприметным и дождливым днём
Мы синицу выпустим на волю,
Пусть она нам станет журавлём.
Минутная слабость всего лишь…
Он лёгок, почти невесом,
Но знаешь ведь, страшных чудовищ
Рождает наш разума сон.
А тьма – лишь отсутствие света,
Всегда в безмятежной ночи
Рождаются чудища где-то,
Где разума нету свечи.
Уж вкрадчивый голос охрип там,
Над ухом, в словесном дыму,
И выпустишь в мир ты Харибду,
Как только поверишь ему.
С настойчивостью имбецила
Все шепчет он с разных сторон –
Уже просыпается Сцилла,
Глубок коль бессмысленный сон.
И между тех Сциллы с Харибдой
Нельзя проскочить никому.
Уж лучше не слушать ту кривду,
Проснуться и жить по уму.
Уж ночи темнее и звонче,
И скуден полуденный свет,
Мне что-то не пишется нонче –
Слова, вроде, есть, мыслей нет.
Не видно и кончика носа,
А дальше смотреть нету сил,
Ответ есть, но нету вопроса,
Ну кто бы пришел и спросил?
Ему бы ответил я рьяно: —
«Of course, разумеется, да!»,
Но быстро пустеет в стакане,
И капает где-то вода.
Спит мирно веселое лихо,
Не сделает и полшагА,
Я к бунту готов, но все тихо,
Ведь буйного нет вожака.
Такая вот странная штука,
Что совесть чиста и трезва,
Колчан полон стрел, но у лука
Обвисла совсем тетива.
Эх, затихариться б пока мне,
Пойду, поиграю с котом…
Сейчас собирать время камни,
А складывать будем потом.
Без доспехов и меча,
без забот,
Под рукой лежит, урча,
серый кот.
Подустал он к концу дня
от проказ,
Сыто жмурит на меня
желтый глаз.
Я ж, в волнении дрожа
всем плечом,
Потрясаю своим ржа-
вым мечом.
Битву, ох, не за суму
я веду,
Вам на радость, а кому —
на беду.
Бьюсь с врагами я с утра
за столом.
Знанье — меч мне, ну а ра-
зум шелом.
Время каменным снаря-
дом бежит,
Я воюю, кот мой ря-
дом лежит.
По прямому недосмот-
ру богов
Победили мы, мой кот,
всех врагов.
Пусть доспехи поистёр-
лись в местах,
Меч по-прежнему остёр,
И в крестах
Снова грудь от напряжень-
я стучит,
Грохот нового сражень-
я звучит.
Я расправил пару крыл —
дон Кихот…
Но глаза уже прикрыл
серый кот.
Новый времени отсчет —
я спешу,
Спи, мой кот, а я еще
помашу.
Нет спокойствия отны-
не врагу
Быть ленивым я, как ты,
не могу.
Ну до чего же мы дожили, братцы –
За нас опять решает кто-то сверху.
Бояться велено без права сомневаться,
Без права мыслить, права на проверку.
А коль не верите, попробуйте, проверьте –
Лишь стоит возразить, услышишь сразу:
«Ату его, желает всем он смерти,
В умах посеяв вредную заразу.»
Не за хабар, и не за горы злата –
Меня пишите сразу в святотатцы –
Я, хоть за это поплачусь когда-то,
Себе оставлю право сомневаться.
Что случилось со мною?
Морду на луну задрав,
Улыбаюсь, а не вою –
Я сегодня водкодав.
Свою цель я знаю точно,
Ты улавливаешь нить?
Я иду по снегу ночью,
Чтоб мерзавчик раздавить.
И засев в вечерней ложе,
Словно избранный масон,
Квашу я, Сергеи тоже,
Под приличный закусон.
Стихли всуе разговоры
И привычный горький смех.
Всё додавлено, и скоро
Мне идти домой сквозь снег.
Через ветер и метель я,
Вдоль по фонарей рядУ,
Без падений и похмелья
Уж куда-нибудь приду.
Лет три сотни назад,
Был пиратский отряд,
На гоп-стоп корабли они брали
И в ближайшем порту
В кабаке поутру
Всю добычу потом пропивали.
Раз пират молодой,
Но с седой головой,
Менестреля заезжего слушал,
Он порвал свой камзол,
Грохнул кружку об стол:
– «Спой мне, бард, про пропащие души!
Не поможет вино,
Мне за тех, кто на дно
Был отправлен, опять беспокойно.
Ты мотивчик простой
За их душ упокой,
Чтоб во сне не являлись, напой нам.
Может твой тихий стих
Успокоит всех их?
Ну давай, начинай!… Только где ты?»
Но пока он орал,
Бард куда-то пропал,
Души будут опять не отпеты…
Вот и закончилась эпоха…
Давай, не чокаясь, ребята!
Не хорошо то, и не плохо –
Ведь все кончается когда-то.
Не шут он был, но наша совесть,
И мог пожить еще б хоть малость..
Не нам решать… Он беспокоясь,
Ушёл, а совесть нам осталась.
Не повторится время снова,
Эпох бессрочных не бывает.
В начале, помним, было слово,
И смех носился над водАми.
Смеяться можно даже в горе,
Рыдать, увы, не для мужчин.
Нормально же ведь так, Григорий?
Отлично, вечный Константин!