Так стоит ли плакать на людях?
Иль лучше уйти в закуток,
Где жалостных взглядов не будет,
Никто не сожмет локоток
И, от любопытства хмелея,
Не зная, как видно, стыда,
Не скажет: — Давай пожалею,
А ты расскажи, в чем беда.
Пусть даже мне больно до страха,
И нервов взмочалена плеть,
Ни черта, ни даже Аллаха
Не буду просить пожалеть.
Утро было серо,
Пасмурно и сыро,
Еле отпустила
Мягкая кровать.
У меня на завтрак
Был глоточек веры
И немного сыра,
Чтобы зажевать.
Вкус довольно пресный
Был у чистой веры,
Но душа открылась,
Сердце мне слепя.
Все определилось
С завтраком воскресным —
Сгинули химеры,
Верую в себя.
Ягоды рябины тронуты морозом,
Налетели стаей красные клесты,
Запах горько-сладкий, как от счастья слезы,
Мысли, что остались, тихи и чисты.
Листья побурели и, во всем повинны,
На земле опрелой распростерлись ниц.
Между веток-ребер ягоды рябины,
И кружит на сердцем стая темных птиц.
Как нарыв, наливался
Желтизною восток,
День с колен поднимался,
Разозлен и жесток.
Взгляд тяжелый, потухший
Не свербит ни о чем.
Но прорвался набухший
Горизонт вдруг лучом.
Светлым золотом ровно
Он залил облака.
День поднялся огромный,
Поглядел свысока.
С частой ветра одышкой,
В облаках, как в трусах.
День чесался подмышкой
И добрел на глазах.
Не мотаюсь по Сейшелам
Человечество спасать,
В уголке своем замшелом
Сел я тихо под торшером
Книгу скучную писать,
Все про солнечные пятна,
Про достойнейших людей.
Излагать стараюсь внятно,
Чтобы было всем понятно —
Не герой и не злодей
Астроном при телескопе,
Наблюдать идущий в сад,
Что жил в западной Европе
В неспокойную эпоху
Сотни лет тому назад.
Про гигантские секвойи,
Тишь великих ледников
Под Полярною звездою,
И про кое-что другое,
Что не тема для стихов.
Я ошибок злополучных
Изложить стараюсь суть
Языком сухим, научным,
Получилось, правда скучно,
Но уж тут не обессудь,
Мой читатель благосклонный,
И доверчивый вполне
К моей скромнейшей персоне,
Все представлю церемонно,
Дописать лишь дайте мне.
В бетонных районах дальних,
И в чуме, избе, дворце,
Живет человек нормальный
Уверенность на лице.
Средь разных людей, глобально,
Он средний по всем чертам,
А средний и есть нормальный,
Иль кто несогласный там?.
Придет он в исповедальню,
Где стены опять глухи,
Но он человек нормальный,
Известны его грехи.
Как циркуль для готовальни,
Как для дикаря тотем,
Так он, человек нормальный,
Уместен всегда и всем.
Найти его вряд ли проще,
Чем в темном лесу сову,
Высокий тот, этот тощий,
Нормальный, ты где, ау?
Бред крутит уже реальный,
Из каждого, глянь, куста
Ко мне человек нормальный
Все тянется, неспроста.
Меня он ведет к закланью
С величьем главы-жреца,
Безлик человек нормальный,
Не вспомнить его лица.
Движенье идет спиралью,
И чтоб не замкнулся круг,
Пусть будет лишь он нормальный,
Но разные все вокруг!
Осень поздняя, как ни крути,
Мелкий дождь с утра висит,
Третий час уже идет пути,
Дворники танцуют твист.
Грустный, мокрый за окном пейзаж,
Лето, солнце — это бред,
Путь пока еще в начале наш,
Финиша в помине нет.
Вот дом покосился ветхий,
Похоже, пора на слом.
И как канарейка в клетке,
Мальчишка там за стеклом.
Мне видно совсем немножко,
Чуть сверху, наискосок —
Рука, несущая ложку,
И хлеба большой кусок.
Счас няня, а может мама,
Докормит, и пусть он спит,
Но там за оконной рамой
Такой интересный вид:
Представить, что стал пещерой
Тот темный большой балкон,
На проводе голубь серый,
Как будто вдали дракон.
Жара наползает с юга…
Вот суп он сейчас доест,
Его уже ждет кольчуга,
Щит белый и красный крест.
Но сон растворился вроде,
Навеки пропал покой,
И я из окна напротив
Ему помахал рукой.
Тогда улыбнулся твердо
Он лишь уголками губ,
С величием пэра-лорда
Доел ненавистный суп,
И из темноты оконной,
Мигая на солнца свет,
Надменно, немного сонно
Он мне помахал в ответ.
Я дом тот воспоминаю,
Где темный висит балкон —
Приснится сегодня, знаю,
И мне королевский сон.
Для скучной тихой лекции
Вечерний час настал:
В далекой древней Греции
Спокойно жил Дедал:
Афиною отмеченный,
Для нации пример,
Он славой обеспеченный
Отличный инженер.
Но вышла незадачка там:
Как вышибают клин,
Он с реноме запачканым
Был изгнан из Афин.
Бежал, как был, в подпитии,
От страха и угроз…
Но дал ему укрытие
На Крите царь Минос.
Решенье было верное,
Минос не прогадал,
Ведь нет задач, наверное,
Что б не решил Дедал.
Придумал, вроде, ножницы,
Короче, жил не зря.
И деньги, и наложницу
Имел он у царя.
Венок на уши лавровый —
Он гений, вундеркинд!
Царю для Минотавра он
Построил лабиринт.
Глотка свободы острого
Минос ему не дал,
И пленником на острове
Годами жил Дедал.
Холодная, тягучая
Застыла Стикс-река,
Но не было все случая,
Уж сын подрос, Икар,
Отращивает бороду,
А мира не видал.
— Бежим, пока мы молоды! —
Сказал тогда Дедал.
— Судьбу лишь раззадоривать —
Не пустит нас Минос.
— Придумаем мы что-нибудь,
Нам это не вопрос.
Свободу ограничили?
Но руки есть и мозг —
Возьмем мы перья птичие
Растопим мягкий воск…
Над снежною вершиной
Как тучи собрались,
Крыло почти орлиное
Поднимет тело ввысь.
Над бьющимися волнами,
Что пеною белы,
Взмахнув крылами полными,
Взлетели со скалы.
И в свете утра раннего,
От счастья чуть дыша,
Летят два юных странника —
Свобода хороша!
Горит на меди патина,
Сияет солнца шар,
В восторге бессознательно
Поднялся вверх Икар.
Уверенность растаяла,
Как ужас темноты.
Но что сгубило фраера?
Не жадность, а понты.
Тут дух ему понравился —
Нектар, а не навоз,
Но от жары расплавился,
Потек пчелиный воск…
Идеи были смелые,
И помыслы чисты,
Но рухнул в пену белую
С слепящей высоты.
Сияет солнце знойное,
Я многое видал,
Но всех людей достойнее
На свете жил Дедал.
За этот день серебрянных
Он приобрел седин,
Но до конца уверенно
Дедал дошел один.
Давай нальем с тобою мы
Багряного винца,
За тех, кто все по-своему
Прошел, и до конца!
Ягоды рябины тронуты морозом,
Налетели стаей красные клесты,
Запах горько-сладкий, как от счастья слезы,
Мысли, что остались, тихи и чисты.
Листья побурели и, во всем повинны,
На земле опрелой распростерлись ниц,
Между веток-ребер ягоды рябины,
И кружит на сердцем стая темных птиц.