Солнце низко за спиной, яркий свет.
Темный пляшет предо мной силуэт
С тенью точка единенья — нога.
Взмах рукой, и показались рога.
К солнцу боком встану я, повернусь —
Перед вами серый лапчатый гусь.
Впрочем, это ерунда, а потом
Тень веселым очутилась котом.
Мне сегодня чудеса по плечу —
Обратится тень, кем я захочу.
Только вы не забывайте, друзья,
То лишь тень, а перед вами все ж я.
А вам это чувство знакомо?
Лежишь в безнадежной ночи,
Тревога гуляет по дому,
Но тает она понемногу —
То дождь по окошку стучит.
Уж пьян с полубреда ночного,
Не кровь, а Шато де Лафит,
Качнулась над дверью подкова,
И сердце сжимается снова,
Но только теперь от любви.
Я плечи и крылья расправлю,
Мечты громоздя второпях.
Но нервы и мысли ослабли,
И я засыпаю под капли,
Весь мир безнадежно любя.
Я привык уже —
Cолнце ночью светит,
Куртка-малахай
на спине мокра,
Еду по лыжне
на велосипеде.
Рот не открывай —
влезет мошкара.
Я прилип к седлу,
словно масло к хлебу,
Шрамом ляжет мне
тень наперерез,
И с собой веду
долгую беседу —
Рыцарь на коне,
под рукой эфес.
Вновь насуплен и суров,
Словно Разин Стенька,
Только что-то я стихов
Не писал давненько.
Темных дней на лбу печать,
Как штрихи березы,
Рифмам следует молчать,
Коль грохочет проза.
Хоть зовет в атаку медь,
Но мне очень надо
Тихо рифмами запеть
Прозы канонаду.
Я рубаху разорву на на груди,
И кинжал запрячу в правый ботфорт —
Пригодится, ждет меня впереди
Неизбежный по душам разговор.
Разошлись бы, было б то на земле,
А на море — не изюма, чай, фунт,
Коли боцман на моем корабле
Подбивает полкоманды на бунт.
Компромиссы невозможны, увы,
Я об этом сожалею слегка.
Пред командой мы сегодня равны —
Разрешат все два холодных клинка.
В пьяной драке боцман был хоть хорош,
Шквальным ветром налетел на меня,
Но наткнулся на подставленный нож,
В красном свете уходящего дня.
Он пробоину приняв лишь одну,
Доски палубы окрасил в закат,
В парусине был отправлен ко дну,
Я ж устал и почему-то не рад.
И команда что-то прячет глаза.
— Курс на север! Оверштаг поворот!
Надвигается с востока гроза.
Мы продолжим свой бессрочный поход…
Конферансье вертит трость,
Качнул, как матрос на сходнях:
«Встречайте, столичный гость
Проездом у нас сегодня!
Все здесь нынче, друг и враг,
На улице будет пусто —
Нам фокусник, черный маг,
Покажет свое искусство.
Запомните этот час:
Без четверти где-то восемь,
Он выйдет потешить нас,
Похлопаем громко — просим!»
И вышел неясных лет
Мужик в пиджаке помятом,
Мигнул он на рампы свет:
Ну что же, начнем, ребята!
Достал он колоду карт
И пальцами громко хрустнул,
В глазах хоть горит азарт,
Не дрогнет под кожей мускул.
Кистей незаметный взлёт,
И карты взлетели сами
Свершив над ним оборот,
Осыпались вниз цветами.
Сразить мастерством наповал —
Движеньем непостижимым
Наш фокусник вдруг пропал,
Цветным обернувшись дымом.
Он видно, большой шутник
Готовит еще сюрпризы
И тут же опять возник,
Уже на верху кулисы.
В овациях бьется зал:
«Волшебник, кудесник, браво!»
А мальчик один сказал:
— Пойдем-ка отсюда, мама!
— Но милый мой, почему?
— Везде у него карманы.
Ты, мама, не верь ему,
Он делает все обманом.
Ну как же не видишь ты,
Букет в рукаве вон спрятан?
И это ведь не цветы,
Комочки бумаги мятой.
— Конечно, малыш, ты прав,
Давай мне твою ладошку,
Но это же лишь игра,
И чудо тут понарошку.
Да, я начала понимать,
Уйдем мы сейчас отсюда:
В три вещи нельзя играть —
В любовь, еще в смерть, и в чудо.
В небе полуночном,
чуть пониже грез,
Где, не знаю точно,
бродит звездный Пёс.
Тишине я внемлю
и закрыл глаза
Слышу, как на землю
падает роса.
Пёс на горизонте
исчезает в падь,
В бархатной ротонде
начало светать.
Но теперь я знаю —
Бела и чиста
Светит мне двойная
Сириус-звезда.
Укрылась до времени где-то
Зима, и чиста и постна,
И взрывом зеленого цвета
Уже оглушила весна.
Ее мне вблизи рассмотреть бы..
Мигнула усмешкой хмельной
И сгинула, с ловкостью ведьмы
Ударившись оземь травой.
Скажите, вы верите в это,
Что в рамках короткого дня
Весна превращается в лето,
По птичьим базарам звеня?
Распушились нынче вербы в белых почках,
И весна обвила душу канителью –
Принимаю каждой новой строчкой
Я дежурство по апрелю.
В светлом небе захлебнулся синевою,
Понимать весенних птиц могу я трели.
Эту должность я себе присвою,
Чтоб дежурить по апрелю.
Пусть осталась где-то песня недопета,
И пусть мысли и фигуры погрузнели,
Но доступно только для поэта –
Быть дежурным по апрелю.
Пусть апрель нам путь далекий освещает,
Не четыре лишь короткие недели —
Я вам это твердо обещаю,
Как дежурный по апрелю.
На столе сидит домашний кот
И задумчиво глядит в окно.
Он большой, пошел уж третий год,
Но гулять ему запрещено.
За окном такой свободный мир,
В свете Солнца и холодных звезд,
Но он может лишь лакать кефир
И вылизывать холеный хвост.
Над котом сейчас я посмеюсь,
Хлопну дверью и на двор пойду —
Он меня в окно увидит пусть,
Но ему не преступить черту.
Ты завидуешь, мохнатый друг,
Что мне мир доступен сразу весь?
Только голос я услышал вдруг,
Он согнал с меня дурную спесь:
— Не дразни же ты, глупец, кота, —
Так сурово голос загудел.
— У тебя свобода, но не та,
Лишь чуть шире у тебя предел.
Рассмеялся я ему в ответ:
— Ерунду ты, братец, говоришь,
Вовсе для меня границ-то нет:
Хоть в Австралию, а хоть в Париж.
Помолчал немного голос тот,
Я решил, что он уже ушел,
И сказал: — Да ты такой же кот,
И свободы, как и он, лишен.
Лишь размером разные дома —
Тут гостинная, а там Довиль,
Ограничена твоя тюрьма
Миллионами квадратных миль.
Ну так что же? — Я повел плечом.
— Есть предел какой-то у всего,
Говорим с тобой мы ни о чем.
Он ответил: — Посмотри в окно.
То ль мне нужен сильный опохмел,
То ли голос тот шутник большой,
Но окно внезапно я узрел,
Только вот не глазом, а душой.
И такое там увидел я,
Что словами описать нельзя…
И с тех пор хочу я в те края,
Лапой грустно по стеклу скользя.
И теперь вдвоем с моим котом
Ожидаем тот заветный час,
Что пробьет однажды, а потом
Дверь откорется, и впустят нас.