То ли на год, то ль на день
Вперед нас
Родилась однажды лень
В добрый час.
У меня вон видишь, тень
На спине —
Запустила когти лень
В душу мне.
Вперед смотрит напрямки
Круглый год,
Время жечь на пустяки
Не дает.
Соглашусь я с ней легко
В тот момент —
Что ж, выходит, неплохой
Я клиент.
Ну а коль начнет давить
Посильней,
Мол, советую забыть
Про людей,
Мол, валяйся день-деньской
На печи,
То отвечу я с тоской
— Помолчи!
Скину я тебя с похмелья
В овраг,
Лень-то друг, да вот безделье
Мне враг.
Да засуньте хоть в берлогу
В снегу,
Я не делать ничего
Не могу.
Так давай же моя вер-
ная лень
Не лежать, как суевер-
ный тюлень.
На авось и благодать
Уповай,
Мелочами мне страдать
Не давай.
А по важных всех делов
Адресам
Побегу без лишних слов
Я уж сам.
Как кóсаря бóсую ногу
Щекочет щетина стерни,
Терзала меня понемногу
Идея — попасть в Живерни.
В груди оборвались пружинки,
Рассыпавшись дрожью в спине,
Когда я увидел кувшинки
На синих полотнах Моне.
Понять феномен я пытался,
Читая научную муть,
Но бросил, и резво помчался
Сам лично на пруд тот взглянуть.
Сквозь годы и версты отчанья
И литры ненужной фигни
Прошел я, и замер в молчаньи
У узких ворот Живерни.
Я скомкал в кармане билеты,
К пруду побежал напрямик,
Увидел картину я эту
И грустно на месте поник.
Кувшинки, лягушки и тина,
Дремотно и скучно тут мне,
Откуда же прелесть картины,
Написанной здесь же Моне?
Болото в натуре убого,
Мошка, запашок, комары,
И только художник от Бога
В нем видит другие миры.
Как дальний собор в позолоте,
Как Днепр при полной луне,
Позвольте же видеть в болоте
Импрессию Клода Моне.
Где в небо сливается с морем,
Смешав с бирюзой купорос,
А счастье смыкается с горем,
Недвижно висел альбатрос,
Паря в восходящем потоке.
Крылами распластан вдали,
Он что-то нашел на востоке,
Что нам незаметно с земли.
За пеной ленивой прибоя,
До слез напрягая глаза,
Не видел, увы, ничего я ―
Опять купорос, бирюза…
Ужель впереди только пусто?
Иль что-то там есть ― вот вопрос.
Да нет же, не так все и грустно ―
Не зря там висит альбатрос.
Мой взгляд нынче ясен и светел,
Промытый страданья слезой ―
И свет я внезапно заметил,
Он ярче, чем медь с бирюзой.
Вдыхаю я воздух соленый,
Удачею путь мой прирос.
Узрел я луч редкий, зеленый —
Спасибо тебе, альбатрос.
В дорогу я челн собираю.
Пусть даже над морем гроза,
Спокойно вперед я взираю,
Туда, где горит бирюза.
Уперевши в гранит контрфорсы,
Как бульдог он с кривыми ногами —
Нависает собор серым торсом,
Держит небо двух башен рогами.
Эх, проникнуться благостью мне бы,
Но не знаю однако, смогу ли —
На пути между мною и небом
Растопырились злые горгульи.
А в соборе темно и прохладно,
Лишь контрастные полосы света…
Не нашел благодати — и ладно!
В темноте просветления нету,
Тут веками забытые тени
Вдруг мелькнут меж лампадок чадящих.
К свету выйдем по стертым ступеням.
Всё здесь в прошлом, а мы — в настоящем.
Спросил внук однажды курьезно:
— Дед, как ты дожил до седин?
Ему я ответил серьезно,
Что был всегда в поле один
Без жалости, страха я воин.
Жестокость мне тоже чужда.
Всегда был холоден, спокоен,
Что дружба, любовь иль вражда
Дадут одинокому волку
На жизни батальных полях?
В бою эти чувства без толку,
Лишь путаться в лишних соплях.
Чтоб силы не тратить напрасно,
Закрытой держи всегда дверь —
Быть честным сегодня опасно,
И все это знают, поверь!
Не лик ты яви, но личину,
Сражайся один против всех,
Не ждут сантиментов мужчины —
Лишь в этом сегодня успех.
Но деда… — тут внук встрепенулся,
И тень вдруг прошла по глазам.
В ответ я ему улыбнулся:
— Вот видишь, ты знаешь все сам.
Не верил ты страшному бреду,
И понял, что это вранье.
При всем уважении к деду
Имеешь ты мненье свое.
Я знаю — уже ты готовый
За чувства свои отвечать,
К познанью поход, не крестовый,
Ты можешь сегодня начать.
Дай сердцу побольше свободы,
И будь милосерден к врагу.
Помогут тебе небосводы,
И я, чем смогу, помогу.
Проснулся в ночи — беспокойство
Коснулось горячей рукой:
Что я во вселенском устройстве —
Такой же, как все, иль другой?
Частичка безвестного праха
В пучине без дна, берегов?
Иль все ж, без сомненья и страха,
Не бог, но ровня меж Богов?
Живу и творю сам собою?
Мелькнет ли в тени кукловод?
Так властен ли я над судьбою?
Вопрос очень важный! И вот
Решенье ко мне подобралось,
Уж луч озаренья блеснул,
Ответ записать лишь осталось…
Как вдруг ненароком заснул.
А утром — обычное свойство —
Весь зуд размышлений затих,
От мыслей ночных беспокойства
Остался один этот стих.
Свадьба день и ночь гуляла,
Пить и есть уже невмочь.
Посреди большого зала
Принцу Золушка сказала:
«Выгони гостей всех прочь,
Мы посудою займемся,
Справимся быстрей вдвоем,
В три-четыре обернемся,
До кровати доберемся,
И немного отдохнем.»
«Нам с тобой? — Принц удивлялся, —
Тут же полон слуг дворец,
Я не для того венчался…
Ох, давно так не смеялся.
Ну, расслабься наконец!
Так что, милая принцесса,
Уж прости, не обессудь,
Привыкай давай к процессу,
Где балы, приемы, пресса —
В этом нынче наша суть»
Теща не дает проходу,
Ну никак не усмиришь!
Ей с девицами в угоду
Принц ее посланкой моды
Отослал скорей в Париж.
А отец к двору прибиться
Отказался — стар и груб:
«Мол, гламурные девицы
Летом томно ездят в Ниццу,
Я ж все лишь лесоруб.»
Скучно Золушке без дела,
Чахла, сохла, не цвела,
Погрустнела, похудела,
Вправо-влево поглядела,
И нашла себе дела.
С королеем поговорила,
Не зашла еще заря,
Дебит с кредитом смирила,
Над казною воцарила,
Вроде, значит, визиря.
Нестяжательна руками,
Неподкупная душой,
Пораскинула мозгами —
Прирастая сундуками,
Сделала казну большой.
Разом снизила налоги,
Поприжала чуть князьков,
Обустроила дороги,
И заглохли все в итоге
Сплетни праздных языков.
Королевство в три захода
Резко вывела вперед,
Контролируя расходы,
Увеличила доходы —
Полюбил ее народ.
Отложив однажды срочно
Набежавшие дела,
В январе, день-в-день урочно,
Зачато вполне порочно,
Сына Принцу родила.
В ней король души не чает
Принц восторженно мычит,
Двор хозяйкой величает,
Дифирамбы расточает,
И наследник вон кричит
Фея раз зашла: «Прикольно,
Не смутит тебя ничто.
Ну теперь-то ты довольна?
Хоть, конечно, подневольна,
Но ты свистни, если что.»
А король ненастной ночкой
С храпа перешел на стон,
Со своей приемной дочкой
Попрощался, жирной точкой
Завершил путь долгий он.
Боль, печаль на грустной роже,
И дворец скорбит, и глушь:
«Королева, здравствуй все же,
Ну и этот здравствуй тоже,
Королевы нашей муж!»
Так задумано в начале,
Что из каждого угла,
«Нами правь!» ей закричали,
Золушка, еще в печали,
Королевой стать смогла.
Сказка этим завершилась.
На страницу села пыль,
Рифма вроде бы сложилась,
Дело важное свершилось,
Далее начнется быль.
Море голубое,
В зелень — как шартрёз,
В полосе прибоя
Каменный утёс.
В воздухе круженье
Поколений птиц,
А внизу движенье —
Волны плещут ниц.
Неприступный, важный,
Он величья полн,
И немного влажный
От разбитых волн.
Бьются непогоды
О его бока,
Так проходят годы,
Слитые в века.
Но на лике гладком —
Видно лишь вблизи —
В серой камне складке
Ручеек слезит.
По жизни трясемся в привычном и теплом вагоне,
Пейзаж неразборчиво катит за пыльным окном.
Никто не отстанет от нас, и никто не обгонит,
Всех знаю, кто едет со мною в вагоне одном.
Лишь вспышками света мелькают в пути остановки —
То школа, то свадьба, то прочая дат ерунда.
О тех, кто выходит, нам думать немного неловко,
Они не войдут уж без стука в купе никогда.
Но вот пересадка, толкнувши зеваку-невежу,
Вскочил на подножку, сжимая счастливый билет,
И поезд другой, и вагон, только лица все те же,
Глядят на меня и судачат, а выхода нет.
Я сел у окна, улыбаясь попутчикам мило,
Сказал анекдот, помешал громко ложечкой чай,
Вдруг резко вскочил и ругнулся с отчаянной силой,
В окно посмотрел, да и выбил его невзначай.
И воздух бодрящий напором ударил мне в глотку,
По затхлому миру он свежим прошел ветерком,
Я залпом хлебнул из горла недопитую водку,
В окно сиганул, пособляя себе матерком.
И вот я стою на распутье, где точно, не знаю,
Свобода в ребро меня больно толкает локтём,
Я слышу ее, и я вижу ее, осязаю.
Пойду с ней своим, не пробитым другими, путём.
Вновь я иду по Парижу,
Память свою тереблю,
Тихо его ненавижу,
Так же нешумно люблю.
Он с многоликою рожей,
Лица отдельные — тлен.
В каждом десятом прохожем —
Добрый носатый Габен.
Крыши и трубы без края —
Вид из мансарды, восток,
Где-то гармошка играет,
Тихо журчит водосток.
Пахнет дождем и лавандой
Утро парижского дня.
Я поздоровался с пандой,
Помнит, надеюсь, меня.
Снова в метро трубадуры
Песни фальшиво поют,
И парижанок фигуры
Взгляду устать не дают.
Томно сидит с сигаретой
Дама, и ноги узлом,
Есть тут добро или нету —
Неразличимо со злом.
Утро опять с круассаном,
Снова Бордо из горла,
В поезде сдавлен Хасаном
С взглядом надменным орла.
Вижу решеток балконных
Кованный чернй ажур,
А в перестуках вагонных,
Слышу невнятный «Бон жур».
Снова брожу я без цели,
Взглядом снимаю кино,
Хаос царит в мизансцене,
Логики пало звено.
Власть и величие — где вы?
И в Люксембургском саду
Бывшие Франции девы
В камне у всех на виду.
Мне не понять, иностранцу,
Символ французских икон —
Вон монолитным останцем
Давит пейзаж Пантеон.
Я в лабиринте теряюсь —
Водит Латинский квартал,
Медленно в нем растворяюсь,
Вязну, как в море Тантал.
Улиц стекаются вены
К сердцу капризной мадам —
Серому небу над Сеной
Пасть не дает Нотрдам.
Ярко на миг озаряюсь
Солнцем в далеком окне,
Я здесь своим притворяюсь,
Иль это кажется мне?